Лично для меня, если произносится слово «Ала-Арча», то немедленно возникает и образ Володи Самохвалова.
Хотя, и некоторые это конечно же знают, – с названием альплагеря у меня связано оч
ень многое, начиная с моих родителей, раннего детства, проведённого в этом сказочном месте, с юности под рюкзаками, с громадных костров и альпинистской братии вокруг них
Все основы моей жизни заложены там, в этом чудеснейшем из миров, который был так щедр ко мне, что сделал и ещё один подарок в жизни – моего мужа, с которым мы живём вот уже 4-ый десяток лет! И знаете, где я его нашла? Не поверите, – да в очистных сооружениях, где он варил какие-то железяки, прячась под сварочной маской!!!..
Директор альпинистского лагеря и в таком обличье?! Да, в тот 1983 год, когда Управление альпинизма назначило его директором лагеря, работы было очень много, а рук и денег очень мало, сезон открывать не предполагалось и статусность свою демонстрировать было некому…
Затравка сделана, а теперь предистория, длившаяся почти тридцать лет… да, без малого тридцать лет!
Я пишу это в первый раз в жизни и мне трудно спрессовать в несколько фраз богатейшее событиями время, когда среди обилия рюкзаков, палаток, тяжеленных бухт верёвок, ледорубов и прочей горной амуниции , в обозреваемом пространстве маленькой девочки, постоянно возникали обгорелые лица бородатых дядек да поджарых тётенек, уже знакомых и совсем новых, весёлых и улыбчивых.
Когда и где Володя впервые мелькнул в моей жизни, а делал он это с периодичностью залётного метеорита, причём именно Челябинского, мы с ним выяснили совсем случайно, когда уже жили вместе. Однажды вечером мы с ним стали вспоминать давнее и речь зашла о Боре Резникове, преподавателе МГУ по математике и мастере спорта по альпинизму, которого я отлично помнила с детства и знала всю его семью. Потому я сразу же вставилась с курьёзным случаем из его героической жизни: – в свои 10 лет я гостила в Пржевальском доме моего деда альпиниста Рудольфа Маречека, широко известном в альпинистской среде того времени, как приют « Весёлый чердак». Однажды я, задрав голову и открыв рот, стояла среди дяденек в ковбойках и слушала их горячую беседу с моим дедом в ожидании завтрака, в это время бабушка Анна Афанасьевна, рядом с нашей говорнёй открыла подвал, чтобы достать оттуда каких-нибудь грибочков к столу. Мешать она не хотела, прерывать разговор не решилась, потому сделала это тихо и незаметно… Но Боря Резников, возле которого я как-раз и стояла, случайно сделал шаг назад и вдруг мгновенно исчез, во весь свой громадный рост рухнув в подвал. Вот это своё воспоминание я, смеясь, и рассказала Володе, на что он возмущённо возразил, что это именно он сам стоял рядом с Борей и просто не успел подхватить его…
Вот так мы и выяснили, что именно летом 1957 года мы точно стояли рядом в светлом доме моего деда, мне было 10 лет, а дяде Вове, соответственно, аж 20 лет!. И собирался он тогда в Каракольское ущелье, выполнять один из первых разрядов.
Много позже мы, просматривая стопы семейных фотографий, наткнулись на одну, где всё наше семейство было заснято в нашем же дворе, вечно заполненном альпинистскими экспедициями. На снимке за моей спиной стоит всё тот же Боря Резников со своим орлинным римско-еврейским профилем. Увидя этот снимок, Самохвалов, хитро прищурясь и каверзно улыбаясь, спрашивает меня: – « А ты знаешь, кто сделал этот снимок?!!» – « да брось ты – говорю изумлённо – неужели ты?!»… Ведь фотоаппарат мог оказаться и в руках того же Бори, тогда за спиной босоногой девочки в белом платьице вполне мог стоять длинношеий красовьец из Челябинского Политехнического института… Но Пространство всё игралось, ему было занятно закручивать человеческие судьбы в узлы, посложнее простых, но надёжных «булиней». 
Время шло, мы с сестрой взрослели, обзавелись толстыми косами и выправкой гимнасток, а наш двор под громадной грушей всё так же был полон в сезон альпинистами со всех краёв Советского Союза. Челябинцы, во главе с Дядь Сашей Рябухиным, особенно любили получать тумаки от падающих сладких груш нашей великанши, потому стелили свои спальники прямо под грушей.
Однажды, уже будучи студенткой архитектурного факультета, я попросила у дяди Саши проводника для себя, чтобы сходить в Карагачёвую рощу и нарезать там бересту для оформления курсовой по древне-русской архитектуре. Рябухин выделил мне парня, сказав, что с преподавателем Челябинского ВУЗа я могу быть спокойной – защита надёжная, и мы пошли. В те дни я впервые поссорилась с мужем и мы вдвоём с маленькой дочкой жили у родителей, я была пригружена своими проблемами, смотрела себе под ноги, а может сквозь всего, что меня окружало. Во всяком случае, в моём сознании не закрепился весёлый, темноволосый остряк. Единственно, запомнилось чувство неловкости, когда с этим молодым преподавателем ВУЗа, перед которым я – студентка, естественно, слегка приседала, мы натыкались на разные трёхбуквенные надписи на стволах белых берёз, с которых нам надо было нарезать куски бересты А4-того размера. Молодой человек виртуозно обводил меня мимо этих шедевров резьбы по беззащитному дереву, сам стушёвывался, когда это не удавалось избежать. Но кору мы всё же нарезали благополучно, и, когда возвращались домой, нам пришлось пробираться по краю болота, а потом перелезать через плетень в сад моего, уже русского, деда. И был момент, который зафиксировался в памяти эмоциями неловкости, когда молодой попутчик сильными руками сначала подсадил меня на полутораметровый сруб толстенной вербы, а потом, легко перескочив, снял меня с него. Женская память это зафиксировала, но и только… Нам было тогда 23 и 33 года.
О том, как я любовалась на Лёлю – первую жену Володи Самохвалова, которая через наш дом добиралась до экспедиции на Победу, где она должна была работать врачом, и о том, как я работала через несколько лет хореографом в сборной республики по спортивной гимнастике, которую тренировала Галина – вторая жена Самохвалова – я уже рассказывать не буду, как тот Грицацуев, который не собирался выбалтывать всем, что « у них всего три пулемёта, из которых два стреляют по своим»…
Я лучше про бересту доскажу… Когда мы уже жили вместе и коротали вечера в заснеженном альплагере, где я частенько рисовала корявые стволы арчи и елей, а потому брала с собой заветную рисовальную папочку с набором картона и бумаги, которая уже побывала со мной 5 лет на Дальнем Востоке, пожила в Уссурийском заповеднике, где я работала художником. А теперь, в Ала-Арче, я наткнулась в ней на большой кусок бересты, когда-то мной сохранённый. Обрадовалась находке и тут же стала рассказывать Володе, что когда-то, лет 12 назад, ходила с каким-то парнем из челябинских альпинистов в Карагачёвую рощу, где он и срезал мне этот кусок бересты…
Дав мне высказаться, он ехидно спросил – «да, и тебе не стыдно мне это рассказывать?! А кто из-за тебя пол рощи облазил в поисках гладкой берёзы, а кто тебя по болоту перетаскивал, а?!!» …
– « так это был ты???!!!, это ты со мной читал те перлы на деревьях?? И ты меня снимал с дерева?!! Вот это финт, вот это поворотик!!!
Это было первое открытие, поразившее меня… Ведь мы же потом общались , дружили довольно продолжительное время, а он мне так и не напомнил о нашей душевной прогулке!
Вообще-то, если уж говорить о том, как все 30 лет, прожитых с Володей, ему удаётся меня поражать, то стоит сказать о его удивительной способности сыпать стихами по любому поводу и без повода – просто от хорошего настроения. Не своими, конечно, чужими, своих он так и не придумал написать. Как в его голове уместилось столько стихов и в какой период жизни? Но самое удивительное, что порой и сейчас, через 25-30 лет совместной жизни, он удивляет меня тем, что вдруг начинает читать стихи, которые я от него ещё ни разу не слышала?!!
Перечитала написанное и вспомнила, что ведь начинала-то я свою интригу с очистных сооружений, где и нашла Владимира Владимировича. Не думайте, в те времена это слово-сочетание – В.В, ещё не было намёком на что-то большее ( правда, меньшего роста) В середине мая 1983 года мне позвонил отец и спригласил поехать с ним и гостями из Чехии в альплагерь. А чтобы я не отказалась, он привел в качестве довода обещание, что мы там обязательно встретим Володю Самохвалова, которого вся наша семья давно знала и очень уважала. Довод сработал мгновенно, однако, ещё живя во Владивостоке с 1973 года я знала, что Володя работает в Оше начальником спасательной службы.. –« Да нет же – возразил папа – он уже давно работает в Ала-Арче директором альплагеря». Когда мы приехали к лагерю, папа с чешскими гостями пошел дальше по ущелью, а меня отпустил сразу искать Володю, которого я не видела много лет. Мне указали дом, где он живёт, но в доме хозяйничал на кухне смешной парень, очень похожий на Сократа, гипсовую голову которого часто старательно рисовали мои студенты-архитекторы. Рыжая и кудреватая шевелюра его благополучно переехала в нижнюю часть лица, освободив сократовский лоб для светлых мыслей. А звали этого, сразу насторожившегося парня, Юрой Кавериным. Вот он-то и направил меня в самый конец лагерной территории, где в очистном сооружении работал сам директор лагеря. Он сказал: – « только там яма очень глубокая, Вы аккуратнее загляните в неё, чтобы камень не сбросить случайно». Я и заглянула!…
И вот тут произошло то, к чему Пространство давно готовило свою каверзу все тридцать лет, плетя наши судьбы и завязывая свои хитромудрые « булини» – стоило Самохвалову снять сварочную маску и узнать меня на фоне неба, как внезапно пронеслась стрела, та самая стрела, которая мгновенно пронзает тела, сердца и души двух, ни в чём не повинных, людей. Дело было сделано, дар речи с трудом восстановился, но ещё много месяцев мы прятали друг от друга глаза, дабы не замкнуло ту вольтовую дугу, от которой уже некуда будет деться. Мы оба ещё не были разведены, хотя и жили поодиночке. А возраст был вполне подходящим – 37 и 47 годков, Пространство заигралось…
Да, хочу сказать, что те «булинчики», над которыми трудилось время от времени Всезнающее Пространство, в итоге оказывались прекрасными Володиными детками – Андреем, Юлей и Серёжей, которые, к слову сказать, именно в то лето и жили всей гурьбой рядом со своим папой. И этот факт был громадным плюсом для Самохвалова, который в моём воображении вырастал до облика Вселенского Папы. У Андрюшки, из морской формы курсанта Петергофской мореходки, торчала именно такая же длинная шея, как была и у папы; Юлька, как большая и пластичная кошка, вилась вокруг любимого папочки, острым глазом отрезая все поползновения посторонних; а Серенький, как его звал Володя, с увлечением изучал закоулки лагеря и до полуночи охотился на бабочек, летящих на свет мощного фонаря, организованного тем же папой.
Вы скажете – « для чего же эти около альпинистские воспоминания, тем более личные и сокровенные?»
Так ведь все мы и состоим из этого личного, жизни свои строим, опираясь на это, трудимся, что-то делаем для людей, исходя из своего личного.
Для меня Володя всегда был и остаётся сейчас одним из тех, перед кем я приклонялась с самого детства; он из тех, кого неведомая сила влекла на ледники и скалы, на отвесные стены и вершины, где уже нет кислорода, но есть желание победить себя. Это он, не раз, стоял на 7 000 метров, а не я, хотя я всё детство и юность провела в горах! …. Он был для меня из тех, для кого горы являлись большим смыслом жизни, большой любовью. Как и для моего отца, для обоих моих родителей, горы для него не были связаны с меркантильными понятиями, со словами «урвать», «заиметь», с желанием властвовать. Не зря он много лет был спасателем, делая в горах ту работу, от которой зависели человеческие жизни. Даже сама судьба распорядилась так, что, ещё не сделав ни одного восхождения, Володя уже попал на спасательные работы в одном из альплагерей Кавказа Ему не раз приходилось жертвовать своими восхождениями, ради спасения жизни других. Его спортивная жизнь прошла, увы, не на моих глазах, не я провожала и ждала его с восхождений, но у меня есть и свои мерки, позволяющие мне уважать его и чувствовать себя счастливой женой.
Я отношусь к тому, не слишком-то большому, количеству женщин, которые ни разу за всю супружескую жизнь не услышали от мужа ни единого скверного слова (!!!) Я могу эту фразу написать крупными буквами, чтобы они дошли до тех, кто это сейчас читает. Это в наше-то время, когда от мала до велика, мужчины и женщины, на улице и с экранов, говоря с детьми и своими близкими…..почти трёхэтажным… смакуя или просто мимолётом…
Он знал, что я выросла в семье, где эти слова вообще не звучали никогда, в каком бы эмоциональном состоянии наш отец не был. И Володя это учёл, хотя я отлично понимаю, что он знаком с этим «сленгом» с самого своего военного детства. Мало того, долго он вообще принимал его за норму.
Нам с сестрой вообще повезло, ведь мы жили в альпинистской среде 50х- 60х годов, в которой было очень много интеллектуальных людей, учёных и писателей, инженеров и преподавателей из разных городов и республик нашей страны. Например таких, как композитор Книппер, который на моих глазах зависал в «седле, на скалах, что ниже лагеря, или астрофизик Н.Т. Петрович, исходивший наши горы вдоль и поперёк. Да всех не перечесть, их тогда было много – людей, недавно победивших фашизм, прошедших через ад войны, а теперь шли они в свои родные горы не за тем, чтобы опять побеждать, а чтобы очиститься в этой суровой и чистой красоте от вражды и боли. Это были люди, для которых общепринятое не было единственным мерилом. 
В горы люди несли себя лучшего – свою надёжность, своё товарищество, свой оптимизм и порядочность. Тогда вершины гор не столько ПОКОРЯЛИ, сколько ДОСТИГАЛИ, а это очень разный посыл! А Володя именно из тех альпинистов, кто шёл к горам, как ходят к Учителю своему, неся своё самое ценное. Да, сейчас он уже не ходит в горы, но в нём живёт всё, чему они его научили.
Володя никогда не вёл себя и не ведёт, как моралист, не читает нотаций, ему присуще великолепное чувство юмора, на которое он не скупится в любое время. Он очень бережно относится к детям и легко находит общий язык, хотя и не «сюсюкает» с ними .
Поверите, я никогда , ни разу за эти 30 лет не видела его, что называется, « не владеющим координацией», хотя любой бизнес, а мы им занимались успешно много лет, никогда не обходится без застолий. И чем бы ни был занят Володя – шутит он или просто молчит, но за всем этим, где-то в самой глубине идёт строжайший самоконтроль, готовый сработать в нужный момент. Мне очень повезло быть женой того, в ком можно уважать чисто мужские качества, но который уберёг меня от проявления некоторых не менее мужских «слабостей».
Сегодня я написала многое, но не стану рассказывать о том времени, когда он был директором очень пробленного альплагеря и в очень не простое время. .
Хотя, а когда оно было простым, особенно у альпинистов?
Но в следующий раз обязательно всё напишу, честное околоальпинистское!
Удачи вам!
Автор: Эльвира Боривоевна Маречек.