13 сентября вечером позвонил Слава Александров:

— Леша, завтра утром все альпинисты едут в Альплагерь для того, чтобы подняться на альпинистское кладбище. По моим расчетам исполняется 50 лет с момента первого захоронения. Это Кургашов, а следом за ним Шубин.
— Поедешь? — спросил он, своим обычным спокойным голосом.
— Конечно, — ответил радостно я т.к. это повод увидеть друзей и пообщаться. И горы! Свидание с родными горами. Особенно если повезет с погодой, я увижу «Корону» — вершину знаменитую на весь мир.
Утром два больших бусика подкатили к Таможне, где уже собралось 5 – 7 ребят, частью незнакомых, а многих я знаю. Это Стас Лавренченко постаревший, «высохший», но полный сил, это Леван с небольших рюкзачком и парой горнолыжных палочек. Пара, потому что это его покачивает, когда он идет даже по ровной дороге, а там в альплагере тропа довольно крутая, капризная с присыпкой из мелких камушков, несколько незнакомцев младше меня сели в бусик и покатили. Погода прекрасная. Ни облачка, прохладно по-осеннему, значит наверху будет приятно… Еду наслаждаясь панорамой предгорий, по которой соскучился. Порядки на въезде в национальный парк, где и находится альплагерь – меняются. Раньше на кладбище альпинистов – стариков пропускали бесплатно, теперь же с каждого собрали по 70 сом. Покатили. Ущелье кривое как всегда и справа и слева пожелтевшая трава на склонах. Если вечно зеленые, местами березы, главное- оранжевые пятна барбариса украшающие своим контрастным горящим цветом склоны. Вот мост, и перед ним на берегу реки огромный камень с трехэтажный дом и на плоскости его обращенной к нам надпись «Ильфат ..опа» ( а было «Ильфат жопа»). Это лет 30 назад альпинисты, недовольные действиями начальника альплагеря Ильфата увековечили его имя. Когда он увидел надпись на стене, то возмутился и потребовал от начспаса Вячеслава Ляха стереть ее, на что начспас потупив глаза парировал, что это невозможно . Слишком сложная стена! Но уступая нажиму начальника, все же стерли одну букву! Уже давно нет М….а, а надпись сохранилась. Вот и альплагерь. Стоянка для автомобилей, чуть ниже метеостанции. Высыпали из бусиков, радостно оглядывая окрестные горы и наполняясь восторгом от увиденного: суровый (сахарно белый) ослепительно белый на вершине Теке-Тор, а скальные гребни ниспадают к подножию, к реке Ала-Арча, острые и неприступные. Давным давно там на этих скалах во время восхождения сорвался Женя Стрельцов, опытный альпинист, снежный барс. Все обошлось, небольшими ушибами отделался.
Вверх по ущелью, грозно стоит острый треугольник Ала-Арчинского пика, разрезанного надвое снежно-ледовым кулуаром. Я был на этой в далеком 1974 году с другом Витей Малаховым, не альпинистом, который был так напуган горой, что когда мы с нее спустились на ледник Голубина сказал в сердцах: « — Будьте прокляты эти ваши горы. Никогда больше не соглашусь ни на какое восхождение»…
Приехавших в альплагерь было человек сорок. Много знакомых лиц, меньше незнакомых. Все рассыпались на группки радостно общаясь, как после долгой разлуки. Радостно от того, что хорошая осенняя погода, светит солнце, воздух настоянный на арче радует своим вкусом наполняя легкие, глазам открылись красоты – родные склоны, родные вершины будоражащие память, скалы Алагуш на противоположном берегу реки молчаливо и сиротливо смотрят на нас вспоминая, как было оживленно на их стенах во времена работы альплагеря Ала-Арча, знаменитого своими вершинами, такими как «Корона», «Свободная Корея», пик Симагина, пик Семенова-Тяньшанского. Отдельной группкой стоят, хохочут, размахивая руками несколько немолодых женщин. Я их уже не раз видел. Это «женщины» Ивана Евтушенко (мир его праху) как шутят альпинисты.
Именно он был у них «папа» — инициатор множества туристических походов в горы. А на Новый Год они приезжали в альплагерь, поселялись в пустой домик рядом с метеостанцией, где отмечали Новый год и на «десерт» выбегали голыми на мороз, шутливо боролись друг с другом и катались в снегу. Традиция! Но теперь нет «папы», они сами по себе и вот надумали сходить за компанию на альпинистское кладбище. Среди них была сухонькая старушка с лицом, изрезанным морщинами, как кора старого дуба, но с бешеной энергией и в разговоре и в ходьбе вверх по тропе. Ей, как выяснилось 86 лет!!!

Я смотрел вверх на склон покрытый осенней пожелтевшей травой, с вечнозелеными елями и арчовником, по которому змеилась тропа, местами крутая и капризная и думал – как же пойдет туда вверх эта старушка? Пошла. И пошла сначала последней, а затем, обогнав всех, первой пришла к мемориалу. Людмила Николаевна Жебина — знаменитая альпинистка в прошлом ходила на сложные вершины, воспитала многих снежных барсов, в том числе и Володю Бирюкова. Вот так-то! Вот тебе и старушка! Это же уникум! В ее возрасте большая часть человечества сидит в кресле, с трудом из него поднимая свое немощное дряхлое тело и многие уже не помнят как его зовут….
Пошли потихоньку один за другим через мостик, на тот берег. На тропу, хорошо набитую, среди густых рощиц елей. Сначала тропа идет полого вдоль берега реки, пока не начнет взбираться, петляя вверх. Так тепло, что многие сняли пуховые куртки, я догнал Левана, который шел неторопливо опираясь на две туристические титановые палочки, придававшие ему равновесие, рядом с ним шел его новый его новый персональный водитель (ведь Левану положен персональный автомобиль и водитель, т.к. он по –прежнему несмотря на то, что ему идет 81 год) работает замдиректора института проектирующего все дороги республики. А водитель новый, потому что старый Юрий Иванович лег на операцию простаты и на третий день после операции умер! – Ошибка врачей! Что-то там не так сделали. Поэтому новый водитель, тоже Юра, только помоложе Юрия Ивановича. Леван как-то жаловался, что никак не привыкнет к новичку. Идем все порознь, каждый идет в меру своих физических возможностей. Догнал Юру Каверина. Он идет молча, за плечами небольшой ярко-синий рюкзачок, не знаю, что в нем.
— Юра, дай рюкзак, я помогу донести, — говорю я ему по-дружески, сознавая, что он идет наверх «на крови» — ведь позади два инсульта, он еще не окреп, слегка тянет правую ногу, которая не чувствует, что под ступней даже если камень!
— Нет, не надо, я сам, — глухо, чуть раздраженно, говорит он мне, сверкнув угрюмым взглядом.
-Извини, я хотел как лучше, извини, — он не ответил и неторопливо но упрямо превозмогая себя пошел наверх.
Тропа все сложнее. Иду и думаю – как смогли по этой тропе затащить плиту на могилу Афанасия Шубина, похороненного одни из первых здесь на мемориале. А плита из гранита 1,5 на 1 м и толщиной сантиметров в 15. Затащили! Положили как задумано на могилу Афанасию, хотя камнерез выбивавший на плите имя и фамилию сделал ошибку. На не написано Афонасий! Вероятно от Афоня – так друзья звали Шубин, а он не обижался. Он оставил в жизни след как удивительный график, темой которого были горы и восходители.
Идут не спеша вверх постаревшие «снежные барсы» Володя Бирюков с женой Людой, располневшей с возрастом, кустодиевской красавицей-купчихой, идет Стас Лавренченко –сухонький старик за плечами которого сложнейшие маршруты в горах Тянь-Шаня и Памира, Сережа Адаманов ( или как более правильно Адамалов) , короткий седой бобрик на голове, ни кепки, ни бейсболки, крепкий уверенный как и прежде в себе, когда-то участвовал в траверсе четырех вершин Тенгри-Тага на леднике Иныльчек, а каждая из вершин более 6000 м.
И по мере того, как мы поднимались по тропе верх, панорама окружающих гор менялась. Оглянувшись назад далеко справа стоял пик Теке-Тор (козлиное место) начинающийся скальным гребнем, устремляющимся острыми уступами скал к снежно-ледовой ослепительно белой шапке самой вершины. Крутой снежно-ледовый гребень взволновал меня, напомнил спуск с него от вершины вниз по гребню, где я шел последним в отделении альпинистов, именно я организовывал страховку для спускавшихся передо мной ребят. Когда это было? Как давно это было!
Я спускался вниз практически без страховки, если не считать того, что я был пристегнут к концу 40-метровой веревки и шел я вниз лицом к склону в три такта: правая нога, левая нога, ледоруб в склон. Сорвись я –летел бы сначала на длину веревки до страхующего меня, а дальше еще 40 метров мимо него и был бы спасен от дальнейшего падения только в случае если
страхующий удержал бы меня. Но это сомнительно т.к. инерция падения увеличила бы мой вес в несколько раз. Как тут удержать? Поэтому я шел тогда медленно и осторожно.
Как давно это было!…. и я уже не юноша, мне за 70!
Я шел по тропе хорошо и спокойно. Сердце работало ровно, дыхание не сбивалось и не было одышки, ноги уверенно шагали по местами крутой извивающейся тропе. Но это все были запасы старой подготовки, когда-то давно когда-то давно: альпинизм, потом туризм. Горные лыжи, был и гоночный велосипед «старт-шоссе». И не один (я поменял их, кажется, штук пять). Благо тренером сборной республики по велогонкам был мой давнейший друг Валера Сапруненко, а у него была хороша «конюшня», где было можно было старый велосипед поменять на более молодой. И раз в неделю я крутил педали по дороге Беш-Кунгей – Совхоз Стрельникова – Чон-Таш – Воронцовка – Фрунзе, а это 50 км! Тело еще помнило как и в каком темпе нужно идти по тропе. Остановились отдохнуть Володя Бирюков и Стас Лавренченко.
— Что-то ты медленно идешь, Володя, — сказал Стас с дружеской подначкой в голосе.
— А я не тороплюсь на кладбище, мне еще рановато, — шутливо парировал Володя, который мне всегда нравился своей сдержанностью, интеллигентностью.
— Ты прав, спешить туда не стоит. Но какая панорама!
— Ты посмотри как отчетливо видно всю «Корону»!
-Да, от первой и до пятой башни, да и ледник весь просматривается.      Удивляюсь, как можно было спуститься на лыжах от второй башни до ледника Ак-Сай! Ведь этот рекорд Владислава (Вольдемара!)Трелевского и Сани Громова еще никто не повторил, — продолжал Бирюков мысль, разглядывая детали далекой вершины, где прошел все шесть башен, а шестая башня, кстати высшей категории трудности – километровая стена.
Как это давно было! Теперь только и осталась возможность мысленно пройти маршруты. Я ходил когда-то давно, как будто в другой жизни на восхождение под руководством Володи Бирюкова. Ходили на пик «Учитель» и в дополнение еще и маленький скальный пик «Байчечекей». Спускаться решили не по гребню, а по снежно-ледовому кулуару, где спускаться было не рекомендовано по инструкции. Но мы пошли. Кулуар широкий, забит снегом, снег дольно плотный и мы сев на «пятую точку» стали глиссировать вниз, страхуясь ледорубом.
Все шло хорошо до середины кулуара, но затем жесткость снега повлияла на скорость спуска и мы стремительно начали набирать скорость, а тут еще откуда ни возьмись – линза льда без снега, скорость спуска стала пугающей. Оставалось одно – повернувшись животом к склону, растопырив ноги как можно шире тормозить ледорубом, его клювиком. Этот прием многим спасал жизнь в альпинизме. Перевернулись мы на живот, начали тормозить, к счастью линза льда кончилась, пошел более мягкий снег и нам удалось затормозить, а потом остановиться. Кулуар кончался грудой камней и если бы мы вовремя не предприняли жестких мер к самоспасению – нас выбросило бы на камни.
Как тогда далеко во времени, так и сейчас Володя – чуть выше среднего роста, плотно сбитый, со славянским лицом, острым как у птицы носом, со спокойными серыми глазами, маленький рот, плотно сжатые губы, что говорит о решительности. Спокойный, рассудительный. Всю жизнь отдал профессиональному альпинизму и сейчас руководит собственной фирмой «Тянь-Шань», обеспечивая всем необходимым снаряжением, продуктами, вертолетом иностранных и российских альпинистов, желающих взойти на пик Хан-Тенгри (6995 м) и пик Ленина (7126 м).
….Неожиданно тропа из арчевых подлесков вышла к небольшой рощице посаженных когда-то лесничеством лиственниц. А вот и легкий металлический забор мемориала, открытая калитка и те, кто уже поднялся сюда неторопливо обходят могилы, обелиски, памятные доски с именами погибших альпинистов. И только на могиле Шубина тяжеленная гранитная плита. Вдали у верхней границы мемориала вертикально стоит лопасть от вертолета МИ-8 на могиле летчика, погибшего в горах Тянь-Шаня.
Одной из первых пришла сюда та самая бабуля, которой 86 лет и она свежа, если так можно сказать, ни тени усталости. Она оживленно говорит то с одним, то с другим. Ее лицо – это обтянутый кожей череп, она улыбается непрерывно, она что-то вспоминает из прошлого в альпинизме, так как она знает, похоже, все про всех. 86 лет! Из них 70 в альпинизме! Она по своему обаятельна эта бабуля.
Вот уже все кто шел сюда собрались. Пришел даже Юра Каверин, уставший, несколько угрюмый, неразговорчивый. Но он поднялся сюда! И это поступок, много говорящий о его мужестве. Собрал на треноге небольшую телекамеру и молча начал снимать. Пришел Леван Алибегашвили, невысокого роста, щуплый (ему за 80) старик с проницательным взглядом глубоко посаженных глаз, с аккуратной седой бородкой, наш дорогой «грузинский князь», как мы его называли. И этот старик ростом с подростка был на всех 4-х семитысячниках Советского Союза. Он «снежный барс» — это звание надо заработать именно одним только способом взойти на все 4 семитысячника. Но и маленький рост и собственно небольшой вес у такого альпиниста особенно в классе технических восхождений , то есть стенных восхождений, есть преимущество перед высокими, с большим телом и накаченными мышцами восходителями. Маленькому всегда легче на стене найти зацепы, камины и легче удержать свое тело на скалах. Леван всегда ходил первым на стену, навешивая перильную веревку для все группы. Леван – был сильным скалолазом и его часто включали в команды восходителей имена за это качество. Плюс мудрость и хладнокровие в самых сложных ситуациях, а из было немало в его альпинистской биографии. Я всегда испытывал к нему уважение и восхищение. Слава Александров, не «звезда» советского альпинизма, но звездочка, много сделал для улучшения и эстетики мемориала. Особенно в последнее время он как-то незаметно стал лидером и командиром подобных мероприятий подобно сегодняшнему. Он невысокого роста, с большими выразительными глазами, с крепкими ногами, великолепно владеет горными лыжами, особенно красиво спускается по целине, оставляя след которым любуешься….Когда все осмотрели мемориал и неторопливо, группками беседовали, вспоминали знакомых альпинистов, погибших в горах, Александров взял власть в свои руки и объявил:

-Друзья мои, давайте станем ближе к центру и начнем наше действо. – Народ неторопливо как бы нехотя начал собираться вокруг Александрова. – В эти дни, по мои расчетам, исполняется 50 лет со дня открытия мемориала, со дня первой могилы и первого альпиниста здесь похороненного. Это Володя Кургашев и Афанасий Шубин. За 50 лет, к сожалению, могил стало намного больше, потому что альпинизм достаточно опасный вид спорта. В нем не исключаются несчастные случаи и из-за природных явлений, таких как: лавины, камнепады, грозы, но и из-за ошибок восходителей случается гибель не только начинающих, но и опытных альпинистов. Я хочу предоставить слово старейшине альпинистов Киргизии, «снежному барсу», председателю федерации альпинизма Левану Марковичу Алибегашвили.
— Идея хоронить погибшего альпиниста не на городском кладбище, а в горах родилась в умах трех инструкторов альплагеря Ала-Арча. Это Алим Романов, Александр Кузнецов и Афанасий Шубин. То ли в шутку, то ли в серьез они оказавшись втроем рядом со скалами Алагуш поклялись похоронить того, кто первым из трех погибнет именно здесь на пригорке рядом с Алагушем, но сель, который сошел позже по реке Адыгене смыл этот холм и тогда пришлось искать площадку выше, там где мы сейчас стоим. Это старая речная терраса рек Адыгене, а лиственницы, которые сейчас уже взрослые деревья в 1967 году были саженцами только-только посаженными.
Аналогов такого мемориала на территории бывшего СССР нет. Он уникален. Он уникален тем, что здесь лежат тела или стоят памятные плиты тех людей, которые посвятили себя горам и я подчеркну Тяньшаьским горам. ….Когда Михаил Хергиани, выдающийся советский альпинист погиб в доломитовых альпах, его тело привезли в Грузию и хотели похоронить в «Панетоне» на склоне горы Мтацминда, с которой видел весь Тбилиси. Там похоронены выдающиеся люди Грузии. Так вот отец Михаила Хергиани сказал:
— Здесь он затеряется! Я похороню его на Родине, в Сванетии!
… Так и этот наш мемориал. Все, кто здесь лежит не затерялся. Я бы сказал, что он имеет для будущих молодых альпинистов огромное воспитательное влияние. Мир праху тех, кто здесь лежит. И я предлагаю, по обычаю помянуть их, выпив стопку водки…..
Но прежде чем все пошли к деревянному столу и деревянным лавкам возле него сооруженного в сводном углу кладбища неведомым альпинистом, к столу на которой женщины выложили все что принесли и он ломился от закусок, колбас, соленых огурцов и помидоров, он  как бы вызвал откушать. Отличилась бабушка 86 лет. Он громко, юным девическим голосом стала петь забытую альпинистскую песню, притом в песне было столько куплетов, что это вызвало изумление памятью бабушки, судя по ее глоссу и энергии, ей было сейчас не более 30. Дальше часть альпинистов уместилась на лавках за столом, а большая часть окружила стол и лавки и стояла рядом. Наливали в рюмки и пластиковые стаканы водку, женщины вино разбирали, закуску, а Слава Александров, налил в стаканчик водки, взял кусочек хлеба, отнес все это к могильной плите Афанасия Шубина, и поставил стакан на плиту накрыв его хлебом. Обычай. Потом молча пили, мысленно раскручивая в обратную сторону времени и свою жизнь в альпинизме и тех ребят что погибли.
Все кончено не чувствовали, что юбилей этот печальный, грустный. Что слишком быстро список имен потерянных альпинистов расширяется, еще и потому что сама идея хоронить только тех, кто погиб в наших горах, несколько кажется, что идея мемориала размывается, поэтому в списках мемориала уже и те альпинисты, кто умер на больничной койке.
К Славе Александров подошел Славик Мусиенко, альпинист который в свои 60 так силен, что свалит быка одним ударом, уже хорошо поддатый и попросил
— Слава, ты бы внес меня в список на будущее.
— Милый, ты уже пятьдесят первый, кто об этом просит, с горечью, как-то обреченно ответил Александров.
Леван сидел на столом как почетный альпинист и ветеран, начал рассказывать о гибели Кургашева и о том как нелепо упал в сторону Альмедина с гребня Короны Варенов, не пристегнутый к веревке, как спускали к нему в ночь в темноту на 400 м по стене Алима Романова и оказалось Вазенов жив. И как потом проводили спасательные работы. Надо было видеть лица тех, кто слушал Левана, те, кто не знал этих деталей. А он был на гребне Короны, был в ту страшную ночь и вероятно сейчас он был мысленно на гребне Короны.
Рассказывал он эмоционально, горячо, помогая себе жестами рук, которые то вскидывал перед собой, то успокоено клал на колени. Взгляд у него был как будто потусторонний, как будто он видел все заново и этот скальный узкий гребень между пятой и шестой башнями Короны в темноте и умирающего в палатке, поставленной наспех на полочке Володю Кургашева, и неожиданная новая беда – падение Варенова с гребня в темноту. Он не успел пристегнуться с одной страховочной веревки на другую, как ему на голову упал небольшой камень, от удара он потерял сознание и полетел с гребня в сторону аламединского ущелья. Альпинизм это не только победы, но и поражения. Горькие дни гибели товарищей по связке, спасательные работы, когда и спасатели гибнут. Чаще все-таки праздник победы . Юра Каверин все это время был отстраненным, молча снимал происходящее телекамерой, не выпил ни капли на помин души, молча и как-то нехотя жевал бутерброд. Было видно, как тяжело ему дается это «восхождение» к мемориалу. Он был какой-то выключенный, но альпинизм, которым он сначала занимался активно, а потом резко забросив занятия, красота гор, от которй легче жить уже только разглядывал красавицы вершины, все это в нем осталось и он не смирился с болезнью, он пошел «на крови» на свое сложнейшее восхождение в жизни к мемориалу, доказывая себе, что он может «выкарабкаться» из болезни, жить, жить полноценной жизнью….Он молча собрал треногу, камеру, подошел ко мне и глухо сказал, как будто попросил:
— Я, пожалуй, пойду потихоньку вниз, а вы продолжайте общение, — я пожал ему руку, — пожалуй, ты прав, тебе нельзя спешить. Но ты молодец, Юра! Какое мужество подняться сюда! С Богом!
Он неторопливо вышел на тропу и ушел вниз, скрылся за елями и лиственницами. Он еще не старик. Коренастый, среднего роста, рыжебородый, борода цвета осенней пожелтевшей травы. Глаза вдумчивые, но теперь как будто наполовину потухшие, пропала та «чертинка», которая у него всегда была, глаза как будто немного виноватые, знающие грустную тайну.
Как мало нас осталось – альпинистов старой школы, романтического отношения к вершинам. А на подходе что-то не видно новых молодых романтиков. Вот и сегодня среди нас отмечающих юбилей мемориала нет ни одного или не одной юной романтической души! Не пришли! А может и некому приходить? Ведь альплагерь Ала-Арча (пестрая арча) не существует, его прихватизировали и сделали кабак, приезжают сюда отдохнуть отнюдь не молодые альпинисты, приезжает молодежь на иномарках выпить и закусить под елками в лемму, оставить после себя мусор и уехать даже не взглянув на красавца Теке-Тор, ни на Корону! Да что там альплагерь, разрушена и разграблена Великая держава нашествие либерал-демократов. Этот грабеж длится уже 25 лет. Каково же жить пенсионерам и больным пожилым, альпинистам таким как Юра Каверин, да и эта бабушка 86 лет?

100 долларов, все что досталось
На хлеб до скончания деньков
За нашу счастливую старость
Спасибо, страна Дураков!

Это написал большой русский поэт, живший в Киргизии – Александр Никитенко, который умер летом 2014 не дожив до 65 летя неделю.
А Киргизия – это страна Гор. Гор удивительных по красоте.
Мне захотелось побыть одному и я стал обходить и старые и новые могильные доски. Почему-то все киргизские кладбища расположены на холмах рядом с селом. Подошел к могиле Шубина. От надгробной розовато-гранитной плиты исходило трагическое напряжение. Ведь его короткая жизнь всего-то 41 год – это сплошное напряжение, сопротивление обстоятельствам. Когда академик живописи Гапар Айтиев увидел графику Шубина, то сказал, как выстрелил:
— Вам надо это бросить, не надо портить бумагу.
Как тут не запить, а еще точнее- как жить дальше? Когда Модест Мусоргский в узком кругу единомышленников «могучей кучки» исполнял «клавир» оперы «Борис Годунов», присутствовавший при этом музыкальный критик Владимир Стасов сказал:
— Мертворожденное дитя, Моденька!
После этого Мусоргский запил, заболел, попал в психушку и умер в возрасте 42 лет, так и не узнав, какой шедевр он написал.
Шубин так и не узнает, сколько раз его персональные выставки будут вызывать восторг, восхищение.
Плита была покрыта иголками с лиственниц, довольно толстым слоем, они прикрывали надпись и даты 1926 – 1967… Я ладонью правой руки смахнул их, хотя понимал, что это напрасно – через несколько дней иглы осыпающиеся с лиственниц снова накроют плиту.
Вспомнил финальные строчки документальной повести о художнике и альпинисте Афанасии Шубине «Обратного пути не будет» знаменитого писателя Леонида Дядюченко, которому выпала нелегкая миссия доставить тело Шубина с ледника Иныльчек, где умер Афанасий Шубин в город Фрунзе сначала на вертолете, а затем на Ан-26. Самолет сел в аэропорту Фрунзе. …В распахнутый проем бил слепящий солнечный свет, валила густая, обжигающе-ватная жара, отчего пуховка в раз превратилась в оружие пытки. К самолету, с какими-то застывшими и остановившимися глазами, зачем-то словно еще можно куда-то успеть, что-то изменить и поправить, бежала Юля, бежал Андрей, бежал Станислав Артемов, а за ним кто-то еще, еще, кого мне просто невмоготу было узнавать и разглядывать. Сейчас мне надо было сделать одно – спрыгнуть с дюралевой подножки на плавящийся асфальт и сделать навстречу им первый шаг….
Повесть была написана в 1990 году. Прекрасная повесть, выдержавшая не одно издание, а сегодня ставшая Раритеттом. Нет уже и Леонида Борисовича Дядюченко, с которым мне посчастливилось дружить и именно благодаря ему я узнал об Афанасии Шубине, о его жене и друге Юлии Ивановне Шубиной, мастере спорта по альпинизму, которая водлиа меня на ледник Ак-Сай, гостеприимно встречала нас с Дядюченко у себя в доме, построенном Афанасием…..как давно это было….
Что же за спорт – альпинизм? Отчего он притягивает людей к себе, отчего люди рискуя жизнью поднимаются на вершины? Когда это началось?, — я думал об этом обходя надгробные плиты мемориала.
Высшая точка Европы гора Монблан, ее высота 4808 метров. Высшая точка Кавказа – гора Эльбрус высотой 5642 м. На Тянь-Шане высшими точками являются четыре семитысячника.
Любопытно, но факт, что в 1511 году на вершину Монбозо (2556 м) в массиве Монте-Роза поднялся Леонардо да Винчи. С какой целью великий художник поднялся так высоко? Трудно сказать. Судя по литературе об Альпах пришло несколько столетий прежде чем на Монблан поднялся человек с целью покорить вершину. Это был молодой врач из Шамони Мишель Габриель Паккар. Он и нанятый им в качестве проводника пастух Жак Бальма за два дня с ночевкой на скалах сумели достичь вершины. Это произошло 7 августа 1786 года. Да, но как они смогли это сделать, не имея снаряжения? Палаток, спальных мешков, веревок, скальных крючьев, кошек для прохождения участков льда? Непостижимо! Тем не менее….так родился новый вид спорта – альпинизм.
Приводит в восхищение одна из красивейших вершин Альп – Матттерхорн (4478 м). Его сахарно-белые крутые обледенелые склоны подпирающие устрашающую вершину пирамиду с отвесными стенами долгое время считался неприступным, подъем на него считался «безумием самоубийц».
Уже были покорены все маршруты на Маттерхорн, кроме страшной Северной стены, где многие альпинисты погибли и только 1931 году Тони и Франц Шмидт прошли всю стену благополучно.
Альпинизм взрослел. Совершенствовалось снаряжение. Например, спальные мешки и куртки, нейлоновые веревки вместо пеньковых, ледорубы прочные и легкие, крючья, карабины. Покорены вершины Гранд-Жорас (4206 м) и «стена смерти» 1200 метро отвеса на горе Айгер (3974 м).
Вот эти мысли пронеслись меня в голове, пока я медленно двигался по этой поляне ставшей местом захоронения погибших альпинистов. Солнце было в зените, слабо прибиваясь сквозь занавес лиственниц. Здесь было довольно прохладно, все же 2500 метров над уровнем моря и месяц сентябрь. Все одели куртки, кепки, бейсболки и я так понял, судя по тому, что женщины стали прибирать стол, рассовывая продукты оставшиеся после трапезы по сумкам и рюкзакам. А осталось не меньше того, что бы съедено. Пора уходить.
— Где мои палочки?, — спрашивал Леван слегка захмелев у Володи Боголюбова, высокого и сильного парня, как оказалось, тоже «снежного барса», с которым он ходил на восхождение.
— Да вот же они, дорогой Леван Маркович, — уважительно подал он их выбрав из коллекции стоящей у забора. А их там стояли десятки. И все телескопические – это ноу-хау, когда можно легкой титановой палкой регулировать длину.
Не спеша, по одному, по два стали выходить на тропу из тени лиственниц на солнце, на вновь открывшуюся панораму далекой Короны и конечно же сияющего ослепительной белизной купола Теке-Тора. Сколько ни смотри – не насмотришься. Красота! А высота его 4444 метра. Отчетливо просматривается весь Мурат-Сай, спуск по которому после восхождения на пик Комсомолец – настоящая пытка – сплошной курум. (курум – это крупноблочная осыпь).
Идти вниз было легче, но тропа местами как «намыленная» на плотно набитой тысячами ног на земле мелкая щебенка, которая предательски норовит подсечь тебя. Вот поэтому и ходят теперь по тропам, на подходах к вершине с двумя титановыми палочками. С ними намного устойчивей. Вот впереди идет Леван, а ярдом его водитель Юра, который страхует на скользких участках своего подопечного шефа. Спешить некуда, иду не торопясь, получаю истинное удовольствие от тропы, панорамы, чистого вкусного воздуха. Внутри светится чувство радости то того, что я иду по тропе с друзьями, иду а не плетусь как старик. Прошли полпути, слева по-ходу небольшая ровная площадка среди арчи. На земле положены два бревна из ели, кто-то положил их для уставшего путника. Они взывают – не спеши, присядь. Тем более, что на одном из них сидит Володя Бирюков и Люда. Отдыхают. Я присел на свободное бревно, не задумываясь.
— Леша, а ты скачешь по тропе как архар. Ты так легко сел на бревно, а встать с него ты не сможешь так же легко, — не столько спросила, сколько удивилась с легкой иронией Люда.
— Да, слава Богу, иду легко, и встать с бревна без помощи рук смогу, — ответил я, удивленный вопросом. И тут же легко привстал и снова сел.
— давай посидим на солнышке. Нечасто мы общаемся в последнее время, а если и общаемся, то все больше по грустным поводам, — продолжил Владимир Николаевич.
— А я вот не могу встать без помощи мужа, ведь у меня порвана связка, предлагали операцию, но я отказалась. И вот коленка не держит тело, — как-то грустно сказала Люда,- Ты меня прости за откровенность, даже со стула встать и то проблема.
— Но мы должны быть благодарны Богу, что можем еще подняться по тропе к мемориалу, а вот ведь Юлия Ивановна уже не может подняться сюда, — с сожалением сказал я.
— Ну что, друзья мои – вперед. Посидели и хватит, — твердо и уверенно как и 40 лет назад сказал Бирюков и помог Люде встать. Снова тропа, но теперь все положе и положе, пока не вышла на ровные поляны около скал Алагуш…..
Альплагерь «Ала-Арча» был открыт в 1948 году. Это был один из многих альплагерей в стране, которая только только оправлялась, приходила в себя после страшной войны. Та легкость. с которой немцы захватили Кавказ к осени 1942 года, водрузили флаг на Эльбрусе, обосновались в «приюте одиннадцати» (дюралевом доме на склоне Эльбруса на высоте 3600 метров) показала, что для того, чтобы воевать в горах нужны спецподразделения, как у немцев дивизия «Эдельвейс».
И задачей альплагерей была подготовка спортсменов от значкистов до мастеров спорта, которые бы в случае войны могли легко двигаться в горах, подниматься на стены, ходить по ледникам.
Альпинизм в Киргизии по сути родился именно с момента открытия альплагеря. Появились первые инструкторы по альпинизму: первые значкисты, разрядники. Начались восхождения: пик Скрябина, пик Семнова-Тяньшанского, пик Свободной Кореи, шесть башен Короны, Бокс. Альпинизм как ребенок – взрослел, матерел, набирал силу и уверенность и от пятитысячников постепенно смелея стал приглядываться к семитысячникам. А их оказалось четыре. Восхождение на семитысячники потребовало новой техники, снаряжения, новой стратегии. Чего стоит один только из них пик Победы (7439 м). Из ста альпинистов решившихся на восхождение на этот гигант, почти половина погибла. Ведь в отличии от восхождений в Гималаях на восьмитысячники, где используют кислородные маски. Здесь на семитысячниках – это недопустимо.
Я помню Володю Кочетова. Мы служили с ним в армии а ТВоКу (ташкентское высшее командное училище имени Ленина). Уже в 1963 году он был почти мастер спорта. После армии много ходил в горах на самое сложные маршруты, любил крепко поддавать, и у него была своя теория:
— На высоте 6000 метров состояние организма такое же, как утром после вчерашней пьянки. А я ведь на равнине знаком с этим состоянием, так то мне легко выше 6000, — шутя говорил он. И, кстати, он был и на Победе и на трех других семитысячниках, прежде чем стать «снежным барсом».
…..Перешли мостик через Ала-Арчу, пока еще не все. Пришел Юра Каверин, пришла бабушка, Леван. Я перед мостиком нашел в арчовнике – поляны покрытые цветущим иван-чаем, нарвал букет, зная, что это хорошее лекарственное растение. Перешел мостик, иду к бусикам, к друзьям с букетом.
— Гражданин! Вы что, не читали на въезде в национальный парк правила поведения? Одно из которых – запрещен сбор лекарственных трав, ягод, грибов. Так что приготовьте штраф 500 $, — широко и хитро улыбаясь твердым голосом выдал мне Слава Мусиенко…
— А ведь ты прав, Слава. Спасибо, что предупредил, — сказал я ему пораженный открытием и на полном серьезе, пряча букет в рюкзачок.
….Вот наконец пришли все, уставшие, счастливые. Так не хотелось уезжать из этого царства Гор, травянистых склонов, елового, арчового леса, туда в Цивилизацию, со всеми ее большими и мелкими проблемами.
И я вспомнил строчку Володи Высоцкого, только чуть подправил ее:
Так оставим ненужные споры,
Я себе уже все доказал –
Лучше гор могут быть только горы!
На которых уже побывал!
Уезжал с ощущением, что за годы «катастройки» Горы, наши Горы – осиротители, они как заброшенный дом, из которого по какой-то причине ушли жильцы.

Алексей Агибалов.