Жил-был когда-то не очень давно мой друг Володя. Жил, к сожалению, очень мало, даже не дотянул до пятидесяти, но оставил и двоих замечательных детей, и хорошую память о себе. Странно, но я не могу вспомнить, как мы стали друзьями, чем друг друга зацепили? Вот прямо раз − и уже знакомы давным-давно, а отсюда и общие интересы во многом, и общие прочитанные книги, и темы для художественного трёпа, большими любителями которого мы были в молодости. Сперва о профессии Володи. Работал он младшим научным сотрудником в КИРНИОЭ, в проблемной лаборатории с длинным названием, а суть работы лаборатории сводилась к изучению ветровых нагрузок на ЛЭП (линии электропередач) в условиях высокогорья. Молодой специалист сразу въехал в проблему и стал заметно улучшать методику работы лаборатории, внедряя передовую электронику в это сложное дело. Люди гор знают о перевале Тоо-Ашу по дороге Бишкек−Ош, но молодое поколение не ведает, что на самом перевале, над тоннелем, в начале семидесятых вовсю кипела научная жизнь. Стоял там большой дом с жилыми комнатами и просторным залом-лабораторией, где стояла всякая аппаратура для «ловли ветра».
Выглядело это так. На опорах и проводах ЛЭП (там стояло пять опор с проводами, имитируя действующую систему) были закреплены всякие стрелочки, жестяночки с секторами нарисованных шкал. Всё это являлось датчиками, и по проводам сигналы выводились в лабораторию на стрелочные приборчики разного вида, собранные в кучки на панелях. На эти панели было ориентировано несколько кинокамер с чёрно-белой плёнкой (!). И вот, когда начинался стОящий (с точки зрения дежурного оператора) ветер, приборчики начинали шевелить стрелочками, дежурный включал камеры и снимал это дёрганье стрелочек на плёнку. Далее плёнку спускали в город, сдавали на киностудию, та отсылала плёнку на проявку в Ташкент. Потом её привозили обратно и смотрели, а что там отобразилось? Если на плёнке что-то можно было разобрать (мешали брак плёнки, брак проявки, плохой свет на объект), плёнка бралась в научную разработку. Тут самое интересное – начинался сбор данных. Девочки-лаборантки рассматривали пленку кадр за кадром и заносили показания стрелочек приборов на бумагу в специальные таблицы-графики в виде цифирок. Потом из этих простыней бумаги склеивали длиннющие рулоны цифр-данных, а девочки долгие месяцы складывали и делили всё это на арифмометрах (!), калькуляторов тогда ещё не было и в помине.
Само собой разумеется, путь это был тернист и «наука» выглядела не очень серьёзной, какой-то пионерской, как в кружке «Умелые руки».
И тут явился Вартанов Володя со своим ноу-хау в виде двух плёночных магнитофонов (его и моего) и где-то у знакомых военных раздобытого перфоратора. Нет, не дрели-перфоратора, а такого аппарата, который дырявил бумажную ленту в соответствии с сигналом, поданным ему датчиком. Короче: датчик давал сигнал на магнитофон и там записывался. Потом с магнитофона сигнал можно было подать на перфоратор и получить дырчатую ленту с закодированными данными, а вот с дырчатой лентой уже могла работать ЭВМ (электронно-вычислительная машина, калькулятор-компьютер величиной с очень большую комнату). Таким образом, точность данных зависела уже от точности датчиков на столбах и проводах, а «человеческий фактор» исключался почти полностью. Конечно, никто при этом не исключал на 100%, что почти трезвый оператор не перепишет клёвую музыку на плёнку с научными данными. Но от этой помехи Володя впоследствии тоже ушёл, поставив простейшую релюшку на включение аппаратуры, когда начинался интересный ветер.
Смешно, правда? Такое наворочено! Но тогда это был не шаг вперёд в развитии науки, а целый прыжок на рекордную высоту!
Это по работе. А теперь про увлечения. В начале семидесятых все мои друзья увлекались туризмом-альпинизмом-горными лыжами, и благодаря этим увлечениям мы, собственно, и оказались в друзьях друг у друга (ну или в приятелях, или в знакомых). Так и с Володей мы столкнулись-познакомились-подружились на общем интересе к горным лыжам и страсти поисков приключений на свою задницу.
В начале строительства будущей лыжной базы «Оруу-Сай» разношёрстный сбор ДОЛС (Добровольное общество любителей слалома) был представлен разными специалистами (но строителями были только я да примкнувший Валера Воробьёв). Володя Вартанов был у нас электриком, за что чуть не был убит мною. Пока не забыл, расскажу.
База уже работала не первый год и уже была базой завода «Тяжэлектромаш», но вовсю пользовалась дармовой рабочей силой всё тех же энтузиастов-застрельщиков, в числе которых был и Володя. А я уже числился «в штате» слесарем, но ещё и с обязанностью моториста дизельэлектростанции (для справки: Вольдемар Павлович Трелевский, автор и исполнитель идеи постройки хижины, был оформлен электриком). Накануне мы с Володей установили столб электролинии на «замоскворецкую канатку», закопали кабель подвода и соединили «воздушку» с кабелем, а заизолировать соединение времени не хватило. Утром договорились так: Володя идет к канатке, лезет на столб и работает, а я завожу двигатель электростанции и, не включая генератор, жду его команды. Линию надо было закончить и пустить, но энергия также была нужна и Вольдемару для любимой им электросварки. Так вот, Володя изолирует, я жду на углу дизельной (столб с Володей хорошо виден), Вольдемар зудит, что он уже замёрз нас ждать (зима все-таки). Всё. Володя слез со столба и кричит мне, чтоб дал напругу, а он там пойдет включит привод канатки. Я даю газу движку, включаю генератор, Вольдемар начинает варить, мне надо за верстак, чего-то напильничать. Но я почему-то (!) опять иду на угол дизельной посмотреть, что там делает Володя, и по дороге слышу какой-то вой. Выхожу из-за угла и вижу Володю опять НА СТОЛБЕ! Воет тоже он! Я в один миг − у движка, дёрг газ на сброс и бегом спасть друга,поскольку если он и был жив, то, падая со столба, все равно бы убился… На бегу замечаю, что спасать некого: ушибленный током стоит на земле, и его мат слышно оттуда (метров 250 по прямой) досюда вполне разборчиво. За спиною матерится Вольдемар, мол, какого…я убрал напругу. Мне тошновато что-то, ждём. Володя рассказывает: «Залез, заизолировал, слез, подал команду, услышал звук двигателя на рабочих оборотах, сделал шаг к приводной станции и… полез на столб. Зачем? Решил поправить изоляторы «воздушки» (открытых, неизолированных проводов!). Наваждение! Для электрика такое дело обычно заканчивается трагически. Судьба? А меня нафига понесло опять на угол, когда делать мне там было нечего? Судьба?
Теперь про житьё. Вольдемар Трелевский был человеком состоятельным и имел квартиру в седьмом микрорайоне. Однокомнатную, но все же..! Володя пребывал в безквартирном состоянии, я, собственно, тоже. Мы с Вольдемаром обычно жили на базе, кроме редких ночёвок в городе, когда требовалось что-то стырить на заводе для базы. В основном это поручалось мне, и я бывал в городе чаще Вольдемара. Это к чему? Поскольку квартира была пустой, ключи от неё забрал Володя, он в ней и проживал, а мы с хозяином только изредка у него «снимали угол». Обстановка была шикарной – на полу в комнате располагались три матраса, по числу постояльцев, бельё лежало в углу на газетке, газеткой же и накрытое. Посередине комнаты имела место трёхлитровая банка с окурками сигарет (бычками), разной степени докуренности, а остальное место занимали книги, в основном фантастика. Это для культурного досуга. Кухня была обставлена гораздо разнообразнее – там был стол и две табуретки, чайник, два стакана и остальное по мелочам. В общем вполне достаточно для комфортного проживания. А вот совмещённый санузел поражал обилием технических решений. Квартира была недавно получена, все сантехнические стыки и сопряжения нуждались в опрессовке, но на это требовалось время, а оно тратилось на базу. Другого времени взять было негде. А чтобы не топить соседей внизу, Вольдемаром были укреплены на проволочках изготовленные из жести консервных банок желобочки. Желобочков было много, из всех протекающих мест, и под ними стояли банки для сбора воды. Гениально! Достаточно было время от времени опорожнять баночки и всё! А то герметизация, изоляция… Гениальное должно быть просто!
Про интеллект. Он черпался из книг и оттачивался в часы словоблудий в любой обстановке. Вначале было слово, это уж по традиции, потом к нему прицеплялось другое, потом следующее и так до бесконечности. На выходе получалась фраза, или целая группа фраз, несущая по видимости смысловую нагрузку, но абсолютно бессмысленная по сути. Позже это занятие довёл до совершенства М.С. Горбачёв. Ещё мы пытались представить бесконечность вселенной и все выгоды, отсюда выходящие. Помнится, в командировке на Сахалине мы изображали распорядок дня графически, сопровождая пояснения дифференциальными и интегральными вычислениями. Ну, я думаю, для общей картины описанного достаточно, остальное можно уточнить в личной беседе со мной. Пока ещё можно.
Теперь про горные лыжи. Технику мы осваивали сами, изобретая свои стили. Даже сейчас, по истечении сорока с лишним лет, я запросто бы угадал издалека, просто по манере, не видя лиц, езду на лыжах Володи, или, скажем, Нички (Николай Андреевич Котляревский), Геннадия Ивановича Борисова, Вольдемара Павловича Трелевского, в общем всех, наверное, с кем тогда начинали.
Из героических подвигов Володи нельзя забывать канатную дорогу, что с нашей помощью он смонтировал на перевале Тоо-Ашу от своего вагончика вниз, почти до метеостанции «Южная». Сама система была сделана в качестве опытной на базе «Оруу-Сай» и стояла на месте нижней «швабры», только привод стоял в яме, где сейчас высокая П-образная опора. На перевале мы ежегодно завершали лыжный сезон на майские праздники. При известной сноровке, используя отгулы, прогулы и отработки, можно было выкроить 10 дней абсолютного кайфа. Снега было 2−3 метра, местами до четырёх, и лежал он до конца мая. Пока не устанавливался «фирн» (к 20-ым числам апреля), нечего было и думать кататься – ты проваливался в перемороженный снег, как в сахар, по самые уши.
Вот про такого замечательного друга я и тороплюсь оставить память в интернете, пока я ещё чего-то помню и не впал в окончательный маразм. Да и сам я когда-то, спускаясь виражами по склонам своих лет, тоже рано или поздно, но приеду к финишу. Все приедут, а те, кто остался ещё на своей трассе, вдруг на одной из страничек увидят эти строчки и − АХ! Это же про папу Леры и Дани Вартановых написано! Надо же, чего тогда люди умели и делали! А вдова Володи, Марина, тоже припомнит деньки на перевале, а может, ещё и время, когда ходили вместе кататься с Короны. Вспоминания друзей, приятелей, отдалённо знакомых держат души умерших на наших просторах, не давая им пропасть в забытьи. А интернет нам в этом помогает.
Хорошо про Володю, Юра!
Однажды Янис решил повезти меня на Чычкан. На мотоцикле, понятно. Через Володину гору. Сначала мы заехали на метеостанцию внизу, сразу после Тоо-Ашу.. Там нас накормили жареной форелькой – только из речки. Запомнились и хлебосольные хозяева,и огромный кот, требовавший рыбы, стоя на задних лапах и положив башку на стол. Потом мы заехали на вершину – не на канатке, естественно. Там были Володя и лаборант. Я нажарила здоровую сковородку картошки, все поели, мужики попили и сели играть в преферанс.Время – часов 5 вечера. Я вышла из домика, а у подножия другой вершины тысячи аполлонов. Бабочки-эндемики (мне Петрович на Хижине показал, потом я прочла книжку), оказывается, туда слетаются, чтобы весной их дети разлетелись по другим горам. Внизу я аполлонов ни разу не видела.
Так вот, нагляделась,вернулась – пьют и играют. Почитала – играют и пьют. Спирт, однако, неизвестно,в какой пропорции разведенный. В 10 вечера я легла. Проснулась среди ночи от землетрясения . Фанерный домик ходил ходуном. Это Ян шел спать, опираясь на все стенки по очереди. Как не завалил, непонятно. (У Жорика во дворе сортир завалил, сдавал юзом.) А утром, едва проснувшись, сказал, как Гагарин перед полетом. И мы поехали на Чычкан. Володя Яниса знал и не отговаривал – бесполезно.
Еще запомнила удивительную вещь. Сидим у Вартановых на кухне. Приходит ребенок (ему лет 5 было). Просит отца помочь мультик доделать на компьютере. Отец сказал: давай сам. И дитя ДОДЕЛАЛО!