ЭССЕ
Все чаще с огорчением стал задумываться о возрасте. Не потому, что немощным стал, нет, а потому, что часто стало повторяться некое неприятное явление. В моём сознании (слово? понятие? − не могу определить) звучит оно как «Уженет». Именно так, с большой буквы и слитно. Приходит оно всегда в траурных одеяниях, поскольку несёт в себе только негативные эмоции.
− Привет!
− Привет, как ты?.. Я тоже. А как …?
− А его Уженет.
И сразу становится печально, горестно, неуютно. Вроде вот вчера мы с ним … А сегодня он УЖЕНЕТ. Его Уженет с нами, с ними, со всеми. Он в другой ипостаси пребывает, он за гранью непонятного, неизведанного, он в Уженетии. Наверное, ощущение возраста и приходит с пониманием, что очень многих с тобой рядом Уженет. Этот страшный Уженет никого не щадит: у кого-то − родных, у кого-то – друзей, это неизбежно, это у ВСЕХ.
Пока молод, это как-то не очень гнетёт: все мы понимаем, что жизнь и смерть − непременные атрибуты бытия, что они друг без друга не существуют. Кто-то «ушёл безвременно», кто-то от старости, но в молодости это всё так далеко и следует не с такой отчаянной неизбежностью.
Спутник старости − бессонница… Как бы друг перед другом мы ни выпендривались, но она у всех есть или будет. И вот они, гости бессонницы – друзья, знакомые, случайные в твоей жизни люди, близкие… И беспомощно осознаёшь, что многих, очень многих Уженет. Уженет у родных, у тебя, у той девушки, у того старичка, у всех, у которых они недавно были. И вот Уженет. Ещё есть предварительное явление этого Уженета: те, с кем ты был близок, вдруг становятся далекими. Хотя они живы, здоровы, у них радости, праздники, у тебя тоже всё хорошо. НО! Младший Уженет тут как тут. Супруги жили-жили и разошлись.
− Привет!
− Привет, хорошо выглядишь. А как твой …?
− А его уже нет, разошлись.
Пока ещё «уже нет» − это два слова и звучат они ещё не так безысходно. Но младший Уженет ничем не лучше старшего, тоже ничего хорошего от него не ожидается. Даже если тот, ну, с которым развелись, вернётся, всё равно чего-то уже нет.
Друзья тоже. Прожили много лет, вдруг нечаянное слово − и всё. Уженет. У него тебя Уженет, а у тебя его. Потом помирились, извинились, НО! Та, прошлая сердечность, то доверие, понимание… Уженет.
Это вроде затянувшегося предисловия. Хочу, пока я ЕЩЁЕСТЬ, вспомнить тех, кого УЖЕНЕТ из моих друзей, знакомых, кого хорошо знал и не очень. Пишу я только для сайта «Мемориал» (так получилось), потому буду вспоминать людей гор – альпинистов, туристов, горнолыжников, всех тех, с которыми общался в горах. Не надо обижаться, что не вспомню всех, моя память тоже не компьютерная, просто дополните мой своим списком. Можно потом распечатать и положить в тот ящичек, что стоит в горах Алаарчи на мемориале. Там пока многие, кто ходил в горы, не упомянуты. Судьбу многих я не знаю, как-то разорвались связи, про них ничего писать тут не буду, они у меня в памяти записаны в Ещёесть. Мои сведения могут быть неточными (хорошая болезнь − склероз, всё время забываешь, что у тебя маразм!), поэтому, если кто что-то знает, прошу исправлять и дополнять. Не буду придерживаться хронологии или какого другого порядка, буду просто вспоминать.
Виктор Перекальский − первый альпинист в моих списках Уженета. Он погиб под перевернувшейся машиной в районе озера Сарычелек. Альпинист, инструктор по горному туризму. Все наши выезды в горы сопровождались песнями под аккомпанемент гитары Фёдора Гимеина, а когда дело доходило до «Перекатов», то орали: «Всё Перекальский, да Перекальский, послать его б по адресу!» И все были довольны.
Фёдор Гимеин − погиб под лавиной 25 марта 1971 (Восточный Саян) вместе с бардом А. Круппом. Альпинист, турист, гитарист. В 1965 году мы с ним, в числе других конечно, работали инструкторами по горнопешеходному туризму на турбазе Иссык-Куль в селе Ананьево. Так получилось, что одновременно выходили на маршрут две группы – моя и Федина. Стартовали мы из ущелья Чолпон-Ата, нас завозили на машинах до начала леса, высаживали, и мы шли «единичку» семь дней. Получилось так, что Федя приехал на полчаса раньше и, не теряя время, рванул к верхней границе леса, к месту ночёвки. Тут интересное кино: при въезде снизу, от озера, в ущелье проезжаешь как через ворота − узкость такая, а потом ущелье расширяется, и образует цирк. Посреди этой ширины стоит холм, просто холм, заросший всякими колючими кустами, вроде насыпанного бугра, но высотой метров триста по вертикали. И вот я с группой выгружаюсь из грузовика, собираю группу для последних инструкций и вдруг слышу хохот. Встрепенулся – в чём дело? Маречек (Боривой Рудольфович Маречек, тогда старший инструктор базы, он провожал нас) показывает куда-то пальцем и уже не может говорить от смеха, а только всхлипывает. Смотрю в направлении и вижу – группа Феди Гимеина во главе с ним же лупит в лоб на этот бугор. Юмор в чём? Это все равно, как перелезть через секцию забора, стоящую просто так, ни к селу ни к городу, которую проще просто обойти. Так то забор, три, ну пять метров высотой, а тут горушка метров четыреста с уклоном градусов в тридцать, да ещё с той стороны спуститься надо, да ещё по кустам и колючкам каким-то. Троп, даже скотских, там нету, конечно, какой дурак на неё полезет? Мы с группой спокойно обошли горушку, подошли к лесу, сварили обед и встретили победителей компотом. А по приходу на базу узнали, что Маречек в приказе по базе на основании решения инструкторского совета приказал именовать доныне безымянный бугор − «Пуп Гимеина».
Жора Розенков − самый молодой покоритель пика Коммунизма. По тогдашним правилам он не имел права идти на восхождение, но как-то смухлевал с возрастом и сходил на гору.
Он мой товарищ, выпускник моей же учительницы в горах – З. М. Вдовкиной. Вместе с женой Татьяной они отработали несколько лет метеорологами на мысе Челюскин, зарабатывая на жильё во Фрунзе. Заработали на саманную мазанку, которую потом достраивали при помощи нас, друзей. Очень известный радиолюбитель, было у него когда-то такое хобби.
Руслан Николаевич Девяткин − мастер спорта по боксу, первый разряд по альпинизму, кандидат в мастера спорта по горнопешеходному туризму, много лет − мой друг, соавтор внедрения в альпинистско-туристскую среду напитка «кофе по-шотландски». Рецепт такой: в стакан насыпается чайная ложечка растворимого кофе и ложечка сахара, всё заливается водкой так, чтобы над кофе и сахаром была только плёночка водки, не больше! Добавляется кипяток до половины стакана − и божественный напиток готов. Пить надо очень горячим, сюркая! Фишка в чём? Малым количеством алкоголя так народ поддерживал нужный тонус для задушевных бесед, песен и прочей лирики.
Юрий Дмитриевич Лось – альпинист, горнолыжник, яхтсмен. Для меня − образец владения горнолыжной техникой, именно с него я втихую изобретал свою. Вместе работали в Детской горнолыжной школе, где старшим тренером был Юра Самарский, а мы − тренерами.
Александр Громов – альпинист-дикарь, выпускник ЦДЭТС (Центральная детская экскурсионно-туристская станция), мы вместе с ним втихаря прошли многие вершины, на которые не имели права выхода, по тогдашним правилам. Вершиной молодой дури было − затащить патефон и дрова на пик Комсомолец и переночевать на вершине под пластинку. (Саша Громов, Паша Осадчий, я и ещё человека два или три).
Исмаил Тюменбаев – инструктор по горному туризму. Хотя разряд по альпинизму имел третий, кажется, и тоже − мой напарник по связке в «диких» восхождениях. Самый жуткий случай, когда мы в темноте, не зная маршрута, спустились с «Усечёнки». Пару лет спустя Дед (И. И. Евтушенко), выслушав про наши «подвиги», сказал: «Плохо кончите, засранцы». Он был прав, конечно, хотя и служил нам примером. Мы-то знали, что он и есть «главный нарушитель», поскольку ходил часто один. Точнее, вдвоём, с фотоаппаратом.
Иван Ильич Евтушенко – альпинист (второй разряд у него точно был), кандидат в мастера спорта по горнопешеходному туризму, инструктор. В молодости (моей, конечно) был, по-моему, влюблён в Зинмих (Вдовкину), потому что, куда бы мы ни ходили в поход, там обязательно (!) «случайно» обнаруживался Дед (его уже тогда так звали). Он первым приобщил меня к лагману. Вернувшись из армии, я тут же попал в сети ЦДЭТС, куда силком меня затащили на работу, дав погулять на воле только четыре дня. В очередной набег Деда на станцию он потащил меня обедать в только недавно открывшуюся двухэтажную чайхану, что была напротив главного входа на Центральный рынок. Вот там он и посвятил меня «в лагман», тогда новое блюдо. А в году 1977 вдруг стал агитировать меня заняться оформлением звания мастера спорта СССР по горнопешеходному туризму, поскольку и у него, и у меня походов хватало за глаза. Мотивировал он это так: «А чё они все.., а чё мы хуже?» Учитывая, что и он, и я терпеть не могли бумажной волокиты, мы так и не собрались заняться канцелярщиной. Мне это не нужно было, а он так и не собрался, по-моему (хотя, может, и оформил?). До сих пор у друзей хранятся его фотографии, наклеенные на большие планшеты. Изготавливать планшеты и наклеивать огромные «простыни-снимки» на них он и нас научил.
Игорь Васильевич Семененко – альпинист, методист Совета по туризму при ВЦСПС, горнолыжник, большой любитель женщин и заядлый рыбак. Это он − один из героев повести Леонида Дядюченко «Он сидит и смотрит в огонь». Вечный соперник Петра Петровича Петрова по рыбалке. На турбазе «Иссык-Куль» (село Ананьево) по вечерам на танцах (!) Семененко с Петровым поражали нас умением «крутить» вальс в обе стороны.
Боривой Рудольфович Маречек известен как один из зачинателей альпинизма и горного туризма в Киргизии. Вместе с женой, Анастасией Ивановной Бондаренко (тоже Уженет),
исходил и описал многие маршруты горного туризма, как плановые (внесённые во Всесоюзную квалификацию), так и спортивные. Моё знакомство с ним началось с обмана: в 1964 году мне в Совете по туризму дали направление стажироваться на младшего инструктора. Направление было страшно редким, поскольку дали мне его на весь сезон, с освобождением от работы на четыре (!) месяца. Приехал я на турбазу Иссык-Куль (село Ананьево), где старшим инструктором был Маречек (он должен был уехать на пару дней по делам во Фрунзе); прочитав моё направление, Маречек спровадил меня Юре Преснякову, остававшемуся за него. Юре я тут же залил, что Б.Р. разрешил мне стажироваться на «пятёрке» (пятая категория сложности), и Юра с лёгким сердцем определил меня на 192 маршрут «Иссык-Куль – Алма-Ата» и отправил к инструктору Вальтеру Людвиговичу Штерле, с которым мы через два дня уже топали по маршруту.
По приходу на родную турбазу на совете инструкторов я получил большую «клизму с патефонными иголками» (нормально начинают стажировку с «единички»), но, благодаря положительным отзывам Штерле и лестным характеристикам инструкторов, которые меня уже знали, был помилован и тут же пожалован в младшие инструктора по горно-пешеходному туризму. (А чё тянуть!) На следующий день я был приглашён Маречеком в село Ананьево составить ему компанию «на хошаны». Хошаны − это такие пирожки круглые, начинённые мясом с луком (как манты), тушёно-жареные в сковороде величиной с паровозное колесо. Заказал он хошаны по пять штук каждому и, когда принесли заказ, вытащил из кармана два перчика-огонька, поделив по-братски – один себе, один мне. Потом показал: один кусь от хошана − один кусь от перчика и так кусь-да-кусь. Я стал буксовать, мол, я так и быть без перчика обойдусь, Б.Р. сказал:
− Уволю!
Я съел всё. Со слезами, соплями, без огнетушителя. А Маречек ел это всё как халву! Б.Р. сказал:
− Это тебе за обман. Без обид, как инструктор инструктору.
Это было ПРИЗНАНИЕ! До самой смерти, при каждом моём визите к нему, он вытаскивал одну фотографию со словами: «Я всё помню!» На снимке был изображён я, идущий (если можно так сказать) раком, задом наперёд, на вершину Тор-Торт-Баши (4420 м. н.у.м.), а передом − раскладывая по следам конфетки – приманку для группы. Группа была большая, 24 человека, она сильно устала, а я изображал пофигизм, чтоб им было легче. Ничего героического в том не было, это был уже «купол», до вершины было метров 15−20 некрутого ледового гребня, но Маречеку эта фотка нравилась, а у меня такой не было.
Кочетов Володя. Пожалуй, это самый первый «крутой» альпинист, которого я увидел в начале моей горной карьеры. В шестидесятых я уже захаживал в «Клуб туристов-альпинистов» и со многими был знаком (Шведченко, Семененко, Жумар, Пресняковы, Дармина). На одном из собраний в клубе Пенько-джутовой фабрики был сделан отчёт о первопрохождении Первой башни Короны «двойкой» (В. Кочетов – Ю. Смирнов) сложностью 5−Б, т.е. высшей. Я слушал и млел. Какие-то десятки забитых вертикальных, горизонтальных крючьев, шлямбуров! Сотни метров верёвки! Музыка!
Ходила жуткая история, как после очередного восхождения Володя пригласил участников (и не только) к себе домой «на пельмени» (была такая традиция!). Благодарные друзья в ответ на его доброту подложили ему в рюкзак чей-то бюстгалтер («добрые» люди обычно кирпич или камень засовывали). Пока он мылся в ванне, жена Валя, быстренько разобрала рюкзак с грязными храпотьями и обнаружила… Через час покаянных заверений авторов дурацкой шутки Валя умаялась и наполовину поверила балбесам, что секса в альпинизме нету и быть не может, а который есть, – абсолютно безопасный! Володя осторожно покинул ванную и был допущен к столу. Одно время мы с ним жили в соседних микрорайонах и часто виделись на базарчике в пятом микрорайоне. Каждый раз (каждый!), завидя меня, он начинал тараторить (говорил быстро, громко, без пауз между словами):
− Юркаюркаюркапогдипогоди! Новый анекдотрасскажу! Дальше буду писать нормально, а то непонятно будет – вы-то непривычные.
Анекдот: Приходит посыльный к генералу и говорит:
− Табе пакет!
− Не табе, а тебе. Дурак какой! Умных, что ль не было?
− Умных послали к умным, а меня к табе!
Вот такой замечательный анекдот он мне рассказывал при каждой встрече!
А умер он на Кубани, вдали от своих гор, и никто из нас не сидел у его затухающего костра. Звучит, конечно, выспренно, но так бы было правильно.
Тустукбаев Анатолий Кенжибекович − кличка Тук − бессменный руководитель секции альпинизма Политехнического института, вечный студент Политеха.
Работая лаборантом на одном из факультетов, много лет учился заочно там же, да так и не закончил учебу до отъезда на Кубань и до смерти там же. Умудрялся как-то руководить всеми восхождениями и экспедициями студенческого прайда. Студиозы как-то исхитрялись сдавать зачёты и экзамены досрочно (тогда разводилова ещё не изобрели, только редкие преподы «падали» на коньячок, но очень редко!), доставали больничные, договаривались на «отработки», кто как исхитрялся, но «на гору» кровь из носу! Вечно голодные (институт денежек на экспедиции давал мизер), разутые, в чё попало одетые, пёрли они в горы на энтузиазме и примере своего руководителя.
А у меня есть свои воспоминания. Вот звонит Тук мне на кафедру (я некоторое время тоже работал в Политехе):
– Тебя вызывает проректор по науке.
Еду, захожу. Проректор говорит:
− Вот Тустукбаев получил задание для секции альпинистов − покрасить столовую в пансионате на Иссык-Куле (высокая), а он без тебя ехать не хочет.
− А я при чём?
Говорю:
− Я-то не в секции.
− Не моё дело, езжайте и исполняйте.
Выходим, спрашиваю:
− Толя, чё за фигня?
− Обеспечивают!
− Сколько?
− Ящик «красненького» и пять бутылок водки! А спиртом я уже затарился. Последний довод:
− Андрон тоже едет! (Толя Андронов, инженер кафедры ЭМА.)
− И вообще, друг тебя пригласил «на цветную халяву», Андрон, скажи ему! Андрон:
− Ну!
Картина на Иссык-Куле. Я сижу на стульчике с видом на фасад столовой, уже всех привязал и развесил по фасаду столовой, и корректирую действия маляров («левее» – «правее»). Тук на крыше наладил страховку и руководит, а Андронов «на наливе». Тут такое дело, что в деле лазанья по крышам и стенкам зданий я на то время преуспел. Занимаясь ремонтом в альплагере Ала-Арча, я из лени, чтобы не строить строительные леса, наловчился красить стены, фронтоны «с верёвок», т.е. сидя «на беседке» и орудуя валиком на длинном черенке. У нас этим ещё никто не занимался, а я нахватался рассказов иркутян, которые так красили многочисленные трубы в Иркутске, а Вовка Юдалевич как-то даже устроил мне «мастер класс» на фасаде «Синагоги» (здание с радиорубкой в альплагере, до сих пор стоит назло всем). И вот Уженет и Тука, и тоже на Кубани похоронен. Секция его время от времени частично встречается, чтобы помянуть, а заодно и всех остальных, которые уже там, в Уженетии.
Михаил Филиппович Коломейцев – альпинист, горнолыжник. Служил в армии вместе с Петром Петровичем Петровым в разведке, после вместе занимались альпинизмом. В начале шестидесятых возглавлял Клуб туристов, альпинистов. Работал кузнецом на заводе «Физприборы», кавалер ордена Ленина. Мне повезло поработать с ним в зимние смены в Ала-Арче – учили народ на горных лыжах. Получили как-то партию лыж советского производства под названием «ВИЛС» (Всесоюзный институт лёгких сплавов), и мы с Петровым быстро побежали в столярную мастерскую устанавливать крепления. Пока мы ковырялись, Миша уже оделся и первую пару вырвал из рук для опробывания на склоне за забором (там мы канатку слепили из чего попало). Пока мы ставили крепления и для себя, Миша уже пришёл обратно, молча подошёл к куче опилок, откопал ямку, кинул туда лыжи и засыпал. Потом повернулся к нам, выдал оценку («говно»!) и пошёл переодеваться. Мы-то, конечно, не поверили, сами опробовали и оценку поменяли («хуже чем…»!).
Гена Басимов из команды Тука вместе с Элей Мамутовой погибли на зимнем восхождении на пик Семёнова-Тян-Шанского. Как это случилось, написано у Виктора Кадырова, а у меня свои воспоминания. У нас с Геной сложились какие-то киношно-индейские отношения к нашей дружбе: мы при встречах курили «трубку мира» (было у нас такое поветрие), изъяснялись на дурацком сленге голливудских индейцев, но с приколами из альпинистского бытия, и нам это нравилось. А Элечку обожали все! Миниатюрная, очень симпатичная девушка, но она весьма серьезно увлеклась альпинизмом. Зачем это надо было таким девчонкам? Ответа нет и не будет – идут в горы, потому что по-другому себе жизнь не представляют и, бывает, погибают, а это ужасно несправедливо: горы − всё-таки мужская прихоть, наверное.
Автор: Юрий Шевяхов.